Рассказывают, что однажды московский мэр Юрий Лужков, услышав, как один пожилой человек сокрушается по поводу снесенного в столице особняка XVII века, приобнял жалобщика за плечи и утешил: – Да что вы так расстраиваетесь! Ну построим мы вам новый особняк XVII века, еще лучше прежнего!

Эта расхожая убежденность «разрушителей» в том, что памятники культуры в случае чего можно возродить в том же виде, стара как мир. Еще академик Дмитрий Лихачев неоднократно объяснял, что если уничтоженная варварами природная среда способна к самовосстановлению (пусть даже очень долгому), то разрушенная культурная среда уже не воскреснет никогда. А следовательно, любой памятник культуры уникален, и, теряя его, мы теряем частицу самих себя – нашего народа и всего человечества.

Сегодня Дмитрий Сергеевич везде и всюду почитается у нас безоговорочно. Но это почитание вовсе не предполагает, чтобы даже люди, облеченные властью и положением в обществе, на практике следовали лихачевским заветам и советам. Есть немало таких, кто днем крушит исторический центр Петербурга, а вечером любуется на стоящие в домашнем книжном шкафу фолианты с трудами академика. Или даже такие, кто в течение года имеет самое непосредственное отношение к уничтожению старых питерских доходных домов и возведению высоток, а на очередном торжественном заседании памяти академика с умным видом кивает, слушая доклады о размышлениях великого старика по поводу «небесной линии Петербурга», неповторимой прелести петербургских ландшафтов и уникальности памятников культурного наследия.

Восемь лет назад я приехал в реставрационные мастерские, куда увезли клодтовских коней. Одна из скульптурных композиций уже была опутана деревянными лесами. Я вскарабкался по лесенке-времянке, и на меня глянула лошадиная морда – с раздувшимися ноздрями и ощеренным в напряжении ртом. Откуда-то сбоку слепила яркая лампа, я прикрыл ладонью лицо и вздрогнул: из-за конской гривы, с трудом сдерживая узду, пустыми темными глазницами на меня глядел обнаженный юноша.

Мы привыкли взирать на скульптурные памятники снизу вверх. В прямом и переносном смысле. Но там, в реставрационной мастерской, передо мной предстала «проза жизни»: незаметные с земли квадратные медные вставки и следы напильника, которым Петр Клодт, вручную осуществлявший отливку, зачищал шероховатости.

При сегодняшних технологических возможностях все четыре клодтовские композиции можно отлить заново, один в один, как в оригинале. Но кто станет воспроизводить те следы напильника, которые все равно никому не видны? А если даже и станут, что скажут эти следы-подделки редкому зрителю?

Конечно, здание не монумент. Но и у него, как у всякого творения мастеров, даже если речь идет о рядовом петербургском доходном доме, есть свои неповторимые детали, придающие архитектурной работе неповторимость памятника культуры. Это лепнина фасадов, изготовленный вручную флюгер, отделка каминов в парадном, кованая решетка лестницы, каменные плитки, которыми выложены лестничные площадки… Да разве все перечислишь!

Тем не менее в ХХ столетии в мире было возрождено множество памятников архитектуры. Но большинство – в СССР. И не только потому, что Советский Союз подвергся варварским массовым разрушениям в годы Великой Отечественной войны. В советской империи все и вся было огосударствлено, а значит, почти все финансовые средства принадлежали государству, которое зачастую распоряжалось ими в ущерб практической выгоде. И как говорится, слава тебе Господи!

Так, в частности, из руин были возрождены знаменитые дворцовые ансамбли пригородов Ленинграда. Всякий раз началу реставрации предшествовал огромный комплекс научных исследований, и сама реставрация занимала долгие годы, иногда даже десятилетия. Во всех этих работах участвовали сотни специалистов, включая рабочих-реставраторов (лепщиков, паркетчиков, плиточников и т. д.), которые по своим знаниям и умению отличались от нынешних гастарбайтеров, как бог от черепахи. И это был – без малейшего преувеличения – настоящий научный и творческий подвиг. Сегодня трудно сказать, сколько средств было истрачено на возрождение того или иного объекта, ведь смета непосредственно реставрационных работ составляла лишь часть всех расходов.

Вывод отсюда более чем очевиден: даже если Петербург вдруг сделается богаче Арабских Эмиратов, все, что было порушено в последние годы, уже никогда не возродится. Даже в виде подделки-новодела. На это не только не хватит средств, это будет никому не нужно, ведь вернуть затраченное не удастся ни одному инвестору, будь то какой-нибудь супермагнат или сам город с его бездонным бюджетом.